Неточные совпадения
Александров перестал сочинять (что, впрочем, очень благотворно отозвалось на его последних в корпусе выпускных экзаменах), но мысли его и фантазии еще долго не могли оторваться от воображаемого
писательского волшебного мира, где все было блеск, торжество и победная радость. Не то чтобы его привлекали громадные гонорары и бешеное упоение всемирной
славой, это было чем-то несущественным, призрачным и менее всего волновало. Но манило одно слово — «писатель», или еще выразительнее — «господин писатель».
А пока имение приносило кое-какой доход, который
шел"между пальцев", и жил я почти исключительно на свой
писательский заработок.
А потом
пошли года, когда он постоянно разрывался между своими русскими
писательскими связями и тем, что его влекло в чужие края.
Хотя я и не мечтал еще тогда
пойти со временем по чисто
писательской дороге, однако, сколько помню, я собирался уже тайно
послать мой рассказ в редакцию какого-то журнала, а может, и
послал.
И в то же время
писательская церебрация
шла своим чередом, и к четвертому курсу я был уже на один вершок от того, чтобы взять десть бумаги, обмакнуть перо и начать писать, охваченный назревшим желанием что-нибудь создать.
Гимназистом и студентом я немало читал беллетристики; но никогда не пристращался к какому-нибудь одному писателю, а так как я до 22 лет не мечтал сам
пойти по
писательской дороге, то никогда и не изучал ни одного романиста, каковой образец.
Мои долговые дела находились все в том же status quo. Что можно было, я уплачивал из моего гонорара, но ликвидация по моему имению затягивалась и кончилась, как я говорил выше, тем, что вся моя земля
пошла за бесценок и сверх уплаты залога выручилось всего каких-то три-четыре тысячи. Рассчитывать на прочную литературную работу в газетах (даже и на такую, как за границей) я не мог. Во мне засела слишком сильно любовь к
писательскому делу, хотя оно же так жестоко и"подсидело меня"в матерьяльном смысле.
Папа очень сочувственно относился к моему намерению. С радостью говорил, как мне будет полезна для занятий химией домашняя его лаборатория, как я смогу работать на каникулах под его руководством в Туле, сколько он мне сможет доставлять больных для наблюдения. Он надеялся, что я
пойду по научной дороге, стану профессором. К
писательским моим попыткам он был глубоко равнодушен и смотрел на них как на занятие пустяковое.
Учились они в коллеже, и ни тот, ни другой не думали вовсе
пойти по
писательской дороге.
Через месяц Праша пришла звать меня к себе на новоселье. Я
пошел с другим моим литературным товарищем, теперь уже умершим (из всей нашей тогдашней компании теперь в живых остается только трое: Тимирязев, Всев. Крестовский и я). Праша устроилась хорошо: у нее была одна действительно очень большая комната с плитяным полом, а за ней еще маленькая комната, в которой у нее стояла ее кровать и деревянная колыбелька
писательского сына.